Москву потряс не виданный доселе судебный процесс. Судили "Червонных валетов" - организацию мошенников, проворачивавших крупные аферы с необычайной легкостью и изяществом. Многие махинации сходили им с рук. Однако когда был обманут сам генерал-губернатор столицы, за аферистов взялись всерьез. Все они были отправлены на каторгу… Но прошли годы, и "валеты" вышли на волю. Остепенятся ли они, "завяжут" ли со своим лукавым ремеслом? Ничуть не бывало! Для этих ловкачей жизнь без азарта теряет всякий смысл. И вот несколько "валетов", собравшись в Казани, задумали аферу, ни с чем не сравнимую по своей дерзости и масштабу…

*

В комнату маменьки Капу не пустили.

– Ступай к себе, не мельтеши тут, – оттолкнул Капу отчим и закрыл дверь.

Сдавленный крик послышался почти тотчас, как только отчим ступил в женские покои. А потом маменька закричала в полный голос:

– Кто дал тебе право входить ко мне?! Изыди, бес, изыди!

Как рассказывала потом тетка Наталья, что проводила у маменьки все последние дни, та даже нашла в себе силы запустить в мужа подушкой, после чего упала на постелю в изнеможении, с искаженным болью лицом. Потом она захрипела и стала нещадно бить себя по лицу с невероятной быстротой. Попытки тетки и отчима хоть как-то унять ее ни к чему не привели.

Вызвали доктора, но тот только беспомощно качал головой и твердил что-то о «магнетическом кризе» и полной невозможности ему противостоять, потому как «такое явление магнетического сомнамбулизма врачебной наукой еще не изучено». Изловчившись, он все же сделал маменьке успокоительный укол, но от этого лучше ей не стало. Единственно, в чем, возможно, помогла инъекция, так это в том, что маменька отняла руки от лица и стала щипать и царапать ногтями свою грудь, выскочившую из рубашки. Затем тело ее выгнулось дугой до такой степени, что тетка Наталья, по ее собственным словам, «испугалась, как бы она не переломилась пополам». Усилия тетки и отчима вернуть тело маменьки в горизонтальное положение оказались тщетными. После этого невероятного гимнастического «мостика» тело страдалицы вдруг разом обмякло и приняло обыкновенное положение. Гримаса боли с ее лица исчезла, черты заметно оживились, и она даже сказала вслух несколько пророческих фраз, что впоследствии привели в изумление и благоговейный трепет не только Мещанский и соседствующие с ним Купеческий и Дворянский кварталы, но и весь город Подольск. А затем маменька тихонько померла, и пробившийся сквозь безжизненную бледность тонкий румянец так и застыл на ее лице.